«…Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие…» (Послание к Евреям святого апостола Павла. Глава 13)

— Как поступить, если священник дал совет, который просто «не укладывается в голове»? Если для исполнения послушания  требуется от вас  все изменить, все начать сначала?

Вчера мне задали этот вопрос. А наутро совершенно случайно  в руки попался сборник рассказов. Книга Нины Павловой «Михайлов день». Часть первая. «Поминайте наставников ваших». Первый рассказ. «Странное послушание»

СТРАННОЕ ПОСЛУШАНИЕ

 

Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они ничтожны, имеют огромное значение.  Нет случая в жизни, все творится по воле Создателя.

преподобный Варсонофий Оптинский

 

Однажды уехали мы с сыном на Великий пост в Псково-Печерский монастырь и сняли здесь комнату у вдовца-эстонца. От­ношения с хозяином были чудесные. Смущало лишь вот что — на фронтоне дома по прибалтийскому обычаю красовался змей, а на барельефах резных кроватей, на вензелях буфета, на керамической посуде и даже на дверцах печи кокетливо изгибали хвосты те самые рогатые обитатели преисподней, которых в народе зовут нечистыми.

Интерьер в стиле ада, разумеется, не был новостью. В те советские времена мы еще не ездили отдыхать в Турцию. Нашей Тур­цией была Прибалтика — страна почти заграничных свобод. И то, что в омуте свободы черти водятся, знал отлично любой отпуск­ник.

Найти другое жилье не получалось, а сон в интерьере свобо­ды пропал. Ну, каково это проснуться ночью и увидеть столько рогатых рож? И однажды, с трудом дождавшись рассвета, мы от­правились за билетами на вокзал, отослав со знакомыми записку старцу, что, мол, вынуждены уезжать.

Ответ от старца пришел быстро. И едва мы вернулись с вокза­ла, как за нами приехал на машине будущий священник отец Игорь, а тогда еще просто Игорь и сказал, что батюшка благословил перевезти нас в его дом, а билеты велел сдать. Так мы посели­лись в доме Игоря, состоявшем из двух половин с отдельными входами. В меньшей половине жил Игорь с семьёй, а большую половину, состоявшую из двух просторных залов, хозяева предоставили нам, отказавшись взять хоть копейку. Это были именно залы, в которых прежний владелец дома немец, говорят, устраивал «ассамб­леи» и музыкальные вечера. Специально обращаю внимание на избы­точные просторы дарованного нам жилья, ибо с ними-то и связана следующая история. Попросила я архимандрита Адриана, еще игумена в ту пору, дать мне послушание, а старец с неожиданной горяч­ностью сказал: « Вот тебе послушание на Великий пост — никого не пускай к себе. Христом Богом умоляю, умри, а не пускай!»

Не послушание, а недоразумение —  хозяева к нам не заглядывали, на постой не просился никто. Так в блаженном уеди­нении среди лесов проходил тот Великий пост. Дом Игоря был расположен в очень красивом месте — на опушке величественного соснового бора и уже за пределами Печор. Дальше шла речка, а через речку мост, за которым начиналась Эстония. Граница тогда существовала лишь на бумаге, и эстонцев забавляла чисто совет­ская манера охранять эту мифическую границу. То есть, у моста стоял милиционер и лузгал семечки. Перед Пасхой к нему присое­динились двое автоматчиков в камуфляже, и теперь они грызли се­мечки уже втроем» А к шести вечера то ли семечки кончались, то ли рабочий день, но они садились в машину и уезжали.

К концу Великого поста уединение уже приелось, тем более что за стеной у Игоря шла молодая и бурная православная жизнь. Приезжали с ночевкой паломники с Афона, из Петербурга, из Киева, и молодежь дискутировала о зилотах, об униатах, о… впрочем, о чем они дискутировали, не знаю. Меня туда. не приглашали, и я тупо несла послушание собаки на сене, охраняя пустынные залы, куда не велено никого пускать.

К сожалению, это не преувеличение — о собаке на сене. Пе­ред Страстной неделей в монастырь хлынул народ. У Игоря ночевало теперь столько паломников, что пол был буквально устлан матраса­ми, и от постоя свободен был лишь потолок. Более того, перед Вербным воскресеньем знакомая учительница привезла к Игорю полкласса подвижников. То есть, очень подвижных детей, тут же влетевших на мою половину с жизнерадостным воплем:

 — О, какие пампасы! Отцы, впишемся!

Подвижников Игорь выдворил на сеновал, благо, что жарко было по-летнему. А в ночь под Вербное воскресенье ударил мороз, и у школьников волосы примерзли к сену. Игорь даже заглянул ко мне с вопросом: «Может, пустите деток погреться?» Но тут же решительно сказал: «Нет, нельзя, раз батюшка запретил.»

На Вербное воскресенье шел дождь со снегом, и из монастыря все вернулись озябшими. У Игоря загрипповали дети. Школьники кашляли. А я маялась от одиночества в жарко натопленных залах и кляла свое послушание собаки на сене: места полно, а никого не пускай? Бред! Нелепость! Театр абсурда! Душа уже пала и, уготовляя падение, искала лишь повода для него. И повод нашелся.

Крайне смущенный Игорь привел ко мне чернявую женщину в куртке и двух промокших под дождем малышей, почему-то одетых не по погоде — в летние маечки и сандалики на босу ногу. Маль­чику было где-то два годика, а девочке чуть больше, и она с трогательной заботливостью опекунши держала братика за руку.

Войдя в дом, детки перекрестились и молча стали возле икон — большеглазые, тихие маленькие христиане с серебряными крестиками на груди. Не знаю, что особенного было в этих детях, но меня вдруг пронзила такая ошеломляющая любовь к ним, что я почти не слушала чернявую женщину и Игоря, наперебой говоривших каждый свое. Чернявая тараторила что-то про брата, который при­едет за ними вечером на машине. А Игорь, начав с просьбы прию­титъ ненадолго мать с малышами, поскольку из-за гриппа он не вправе взять их к себе, стал вдруг, отчаянно краснея, го­ворить о послушании с рассуждением. Да о чем тут рассуждать, недоумевала я, когда все ясно? Малышей, конечно же, надо при­ютить, а главное немедленно переодеть в сухое. Девочке дам свитер — сойдет за платье, а малыша укутаю в пушистое полотенце и сразу же под одеяло в постель. В мыслях я уже блаженно баюкала младенца, а душа вдруг похолодела от непонятной опасности — смерть где-то рядом, и голос батюшки Адриана  кричал: «Умри, а не пускай!» Трудно поверить, но я умирала в тот миг — глаза застилала красная пелена, а дыхание пресеклось от удушья. Я хотела сказать чернявой: «Располагайтесь», но, задохнувшись, каркнула хрипло: «Вон отсюда! Немедленно вон!» Помню поблед­невшее лицо Игоря и голос школьника, сказавшего тихо: «Тетень­ка, но мы ж христиане.» Потом они молча вышли из комнаты.

За окном шел дождь со снегом, и в окно было видно, как устало бредут по дороге беззащитные малыши. Девочка сняла с себя косынку, укрывая братика, а женщина в куртке шла под зонтом. Да каким же надо быть треклятым чудовищем, чтобы выгнать из дома озябших малышей? Все свершилось страшно и странно, будто действовала вовсе не я.

Это, действительно, была не я. Это молился о погибающих, похищенных детях старец Адриан, и рядом плакали навзрыд уже черные от горя родители. О похитителях было известно то немногое, что они уехали на машине с каким-то эстонским номером. И под видом бездельников, лузгающих семечки, их ждала у моста в Эстонию группа захвата. Преступники, действительно, примчались сюда, но, увидев остановленные для досмотра машины, незаметно скрылись, сговорившись так: похитительница с детьми пока спрячется в городе, а они будут ждать ее в машине по ту сторону реки.

К сожалению, мне неизвестны детали преступления. Знаю толь­ко, что под видом богомолки с детьми преступница укрывалась сначала в гостеприимном доме. А на Вербное воскресенье к хо­зяйке дома пришла в гости паломница-литовка и, отозвав ее на кухню, сказала: «Я знаю эту женщину. Она из литовского клуба ведьм. Говорят, они похищают детей для жертвоприношения или еще для чего. Давай проверим, чьи это дети — ее собствен­ные или нет?» А услышавшая их разговор похитительница уже выскользнула из дома с детьми и укрылась теперь у Игоря.

Из дома Игоря были видны, как на ладони, пост у реки и автомобиль за рекой. И помню, как чернявая гостья нервно погля­дывала в ту сторону, дожидаясь сумерек, когда уйдут постовые. Ждать оставалось недолго. А потом все свершилось бы просто. Стоит махнуть с крыльца рукой, как вмиг подъедет машина и исчезнет вместе с детьми.

Позже мне рассказывали, что в ту страшную минуту, когда я выгоняла из дома детей, старец сказал родителям: «Скорей на дорогу в Эстонию!» Дальше было вот что. Преступница, раздраженно волоча за собой малышей, вышла на дорогу. А наперерез ей уже мчалась патрульная машина, из которой выскочили разом милиционеры с родителями. Мать с отцом плача бежали к детям, а милиционеры бросились к похитительнице.

Мне же в этой истории отводилась роль соучастницы преступ­ления, спрятавшей по преслушанию похитительницу у себя. Если бы это случилось, дети были бы обречены. Но, видно, дошел до Неба слезный вопль родителей. А будущий священник отец Игорь сказал об этой истории просто: «Батюшка помолился».

 

2012г. Нина Павлова. «Михайлов день». Записки очевидца

Просмотрено (182)